Валерий Перелешин
Стихотворения


Публикуется по изданиям:

«Вернуться в Россию – стихами…»
(200 поэтов эмиграции): Антология /
Сост., автор предисл., коммент. и биогр. сведений В. Крейд.
– М. Республика, 1995;

«Мы жили тогда на планете другой…»:
Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990. В 4 кн. Кн. 3 /
Сост. Е. В. Витковский.
– М.: Моск. рабочий, 1994;

Русская поэзия Китая: Антология/
Сост. В. Крейд. 


К алфавитному указателю
К комментариям




МЫ

Нас миллионы — вездесущих,
Бездомных всюду и везде,
То изнывающих, то ждущих,
То приучившихся к беде.
Земные ветхие границы
Мы исподволь пересекли;
Мы прежние свои столицы
В столицу мира отнесли.

Во всех республиках и царствах,
В чужие вторгшись города,
Мы — государство в государствах,
Сплотившееся навсегда.
Разбросанные по чужбинам,
Встречаемые здесь и там,
По всем краям и украинам,
По широтам и долготам,
Все звезды повидав чужие
И этих звезд не возлюбя, —
Мы обрели тебя, Россия,
Мы обрели самих себя!

На мерзлых полюсах планеты,
Под тропиками там и тут
Какие к нам слетают светы,
Какие яблони цветут?
Не мы ли — белый мозг арийства,
За белизну и красоту
Терпели голод, и убийства,
И ненависть, и клевету?

Мы стали русскими впервые
(О если бы скостить века!),
На звезды поглядев чужие,
На неродные облака.
И вот, на древние разброды,
На все разлады несмотря,
Мы знаем — русского восхода
Лишь занимается заря.

Пусть мы бедны, и несчастливы,
И выбиваемся едва,
Но мы выносливы и живы,
И в нашем образе жива —
Пусть звезды холодны чужие —
Отрубленная голова
Неумирающей России.

10 февраля 1934

Комментарий


ГАЛЛИПОЛИЙЦЫ

По трапу медленно всходили,
Последний завершая путь,
И горсточку заветной пыли
Украдкой прятали на грудь.

Ни пестрых бантиков в петлицах,
Ни белизны прощальных роз.
Ведь те, кто плачут на границах, —
Те плачут кровью вместо слез.

Платочки не благоухают
Провинциальным цветником,
Такие слезы вытирают
Армейским грязным рукавом.

И, отвернувшись без оглядки
И обратись лицом на юг,
Галлиполийской лихорадки
Дыханье ощущают вдруг.

С тех пор сердца бесславно тлеют
По всем краям чужой земли,
С тех пор униженно дряхлеют
В Бизерте наши корабли.

С тех пор натуги, и усилья,
И жалкие цветы наград,
А мы, как мельничные крылья,
Все возвращаемся назад —

К далеким дням борьбы и страха
И слышим дым пороховой,
Склонясь над горсточкою праха
Уже седою головой.

24 марта 1935

Комментарий


* * *

Живешь в глуши страны чернильной,
Записок, выписок из книг
И дышишь летописью пыльной
Забытых лавров и квадриг.

Ты в этот мир бежишь от мира
Суровых стихотворных нег,
Так от прохладного зефира
Подснежник кутается в снег —

Чтоб вдруг из-под снегов латыни,
Подтаивающих весной,
Вдохнуть внезапно воздух синий,
Веселый, легкий и сквозной.

Чтоб после двух ночей бессонных
Среди тысячелетних строк —
Вдруг разглядеть вверху бездонный

Комментарий


Сквозной и синий потолок...

И грудь ты открываешь жадно
Ритмическим ветрам родным,
Ветрам веселым и отрадным,
Парнасским бурям ледяным.

И мнится: ямбом пятистопным
Гремит военная труба,
Анапестом нерасторопным
Вдоль окон тащится арба...

20 мая 1935

Комментарий


НАД ГРОБОМ

У архангела смерти легки стопы,
Он — как бич, как ночь, как судьба,
И опять жужжанье чужой толпы
Вкруг обтянутых щек и лба.

И опять на новых похоронах
Извивается скользкий змей:
Несказанный страх, баснословный страх
Разъедает сердца людей.

И псалом течет, и растет испуг, —
Чернотой на каждом лице.
Столько юных тел, столько белых рук
Возвратится в землю в конце!

Столько быстрых ног, столько зорких глаз,
Нежных губ и высоких плеч...
Говорят, что тех, кто ушел от нас,
Принял благостный ангел встреч.

И утешил их милосердный Бог
В беспечальных Своих местах,
Где они пребывают как пар, как вздох, —
Уверяет старик-монах.

Оттого у монаха везде кресты
И скелет посреди жилья,
И под ним: «Не забудь, что я был, как ты –
И ты будешь таким, как я».

1938

Комментарий


СЧАСТЬЕ

Взамен побед, и бурь, и сладострастья,
И мужественной битвы до конца
Ты, Боже, дал мне маленькое счастье,
Какому не завидуют сердца.

Дар памяти! Ни громоносной славы,
Ни жгучих сновидений не влача,
Я только ветры, вечера и травы,
Пускаясь в путь, подъемлю на плеча.

Прощальный день, обманчиво спокойный,
Задумчивое небо сентября,
И сумерки, и жесткий ветер хвойный
В мой южный дом возьму с собою я.

И память мне не раз покажет снова
Кладбищенский многоречивый сад
И на скамейке томик Гумилева,
И темных глаз обрадованный взгляд.

24 сентября 1940

Комментарий


ПОЕЗДКА В ДУН-ЛИН

К востоку поднимаются курганы,
Как две белоголовые горы.
Похороненные под ними ханы
Во сне сраженья видят и пиры.

В твоих глазах — безоблачные дали,
Синеет жилка нежная на лбу...
Здесь юноши о девушках вздыхали
И лютни жаловались на судьбу.

Таятся в соснах шорохи столетий,
Здесь приютившиеся навсегда.
Мы ту же самую — дурные дети —
Тревогу томную несем сюда.

Рисунками, стихами, именами
Испещрена горбатая стена.
Мы высекаем острыми камнями
И наши варварские имена.

14 октября 1940

Комментарий


РАСПЛАТА

В лабиринте глухом, где мечусь я, как пойманный в сети,
Тянет гибельным ветром от стен земляных и камней,
И безвременно чахнут, как туберкулезные дети,
Слабогрудые замыслы, хилые всходы страстей.

Солнце трижды великое, царь всеблагой и преславный,
Хоть единым лучом укрепи меня против врага!
Но в назначенный день прошумит поединок неравный —
Сердце мне остановят железные бычьи рога.

Ариадна моя! Для чего у зловещего входа
Я с пути не сошел и приветом твоим пренебрег!
Ты сияла, как луч, как победа в бою, как свобода,
Прижимая ко груди спасительный пряжи клубок.

Как невеста, копье боевое ты мне подносила,
Ты, как мать, покрывала меня освященным щитом,
Но так сладко мне лгали и слава, и юность, и сила,
Так манили идти не оглядываясь, напролом...

Ты осталась вверху — безутешна, светла и крылата,
Домовитого счастья клубок покатился из рук...
Ариадна моя! Не за это ли ныне расплата
Паутиной своей оплетает меня, как паук?

4 декабря 1940

Комментарий


К ПОЛЬШЕ

О Польша! Ты голубь живой
Меж молотом и наковальней —
Не внук ли поведает твой
Об этом нежней и печальней?

Прекрасная предков страна,
Ты стала страною несчастной,
Но мне издалеча видна
Ты прежнею Польшей Прекрасной.

Пусть плачут твои старики,
Что кубок страданий не допит,
Но, стискивая кулаки,
Пусть юноши мужество копят.

Твои отомстят сыновья —
Так пусть пропитается гневом
Великая братьев семья,
Единым рожденная чревом!

Как сон, как докучная ложь,
Пусть нечисть рассеется вскоре:
Ты снова своим назовешь
Родное Балтийское море.

Очищены горем стократ,
Пред Богом невинны и правы,
Твои сыновья совершат
Деянья немеркнущей славы.

Не внуку участвовать в том,
Но внук не устанет молиться,
Чтоб с русским сдружилась орлом
Свободная польская птица!

1940

Комментарий


КАРТИНА

		Марии Павловне Коростовец

Есть у меня картина: между скал
Простерто небо, всех небес лучистей.
Китайский мастер их нарисовал
Легчайшею и совершенной кистью.

Внизу, в долине, зелень, как ковер,
Стада приходят на призыв свирели.
Так безобидный высказан укор
Всем возлюбившим маленькие цели.

А выше есть тропинка по хребту,
И будет награжден по ней идущий
Вишневыми деревьями в цвету,
Прохладою уединенных кущей.

Здесь мудрецы, сдав сыновьям дела
И замуж внучку младшую пристроив,
Вздохнут о том, как молодость цвела
Надменней роз и радостней левкоев.

А скалы те, что в небо уперлись,
Обнажены, как варварские пики, —
Немногие полюбят эту высь,
Где только ястребы да камень дикий.

Но там над пропастью взвилась сосна,
Торжественно, спокойно, равнодушно,
И там царит такая тишина,
Что сердце ей доверится послушно.

Лишь только смерть, легка и хороша,
Меня нагонит поступью нескорой,
Я знаю, наяву моя душа
Придет бродить на вычурные горы.

15 января 1941

Комментарий


ПРЕДЕЛ

Так много раз сближались наши руки,
Глаза с глазами стали так дружны,
Что нам уже ни сроки, ни разлуки,
Ни глаз чужих обеты не страшны.

Мы ласковы и в нежности похожи,
Но все-таки не сохранить любви
Нам, нетождественным по цвету кожи,
По тяжести наследственной в крови.

Мы ловим ветерок благоуханный,
Приветствуем вечернюю росу,
Но я — цветок болезненный и странный,
И — дикая ты яблоня в лесу.

Смолою почек пахнет прелый воздух,
Белеет поздний парус вдалеке,
Но не сумею рассказать о звездах
Я на твоем чудесном языке.

А ты, когда гуляешь по аллее
С таким же юношей твоей страны,
То у тебя лицо еще смуглее
И бездны глаз особенно темны.

21 февраля 1941

Комментарий


ВОЗВРАЩЕНИЕ

Покинув нерадушные края,
К вам прихожу, тишайшие озера,
Как блудный сын изверившийся, я
Для утешенья, а не для укора.

Недолго были мы разлучены,
Но, скоро захмелевший от свободы
И разлюбивший ветреные сны,
Я месяцы почувствовал за годы.

Здесь, как у кроткого духовника,
Прощения прошу и крыльев новых,
Чтоб стала вновь уверенной рука
И сердце не страшилось бурь суровых.

Ущедрите пустое сердце мне,
Возьмите в плен мой ум неукротимый,
И я клянусь, что возвращу вдвойне
Ваш дар — как любящий и как любимый!

А груз, который так давно кляну —
Земную ношу боли и позора, —
Во всепрощающую глубину
Повергну я, тишайшие озера!

9 декабря 1941

Комментарий


КИТАЙ

Это небо - как синий киворий,
Осенявший утерянный рай,
Это милое желтое море –
Золотой и голодный Китай.

Я люблю эти пестрые стены,
Эти дворики, сосны, цветы.
Ах, не всем же, не всем же измены:
Сердце, верным останься хоть ты!

Сердце мудрое, где ни случится,
Как святыню ты станешь беречь
Этих девушек кроткие лица,
Этих юношей мирную речь.

И родные озера, озера!
Словно на материнскую грудь
К ним я, данник беды и позора,
Приходил тишины зачерпнуть...

Словно дом после долгих блужданий,
В этом странном и шумном раю
Через несколько существований,
Мой Китай, я тебя узнаю!

1942

Комментарий


НА СЕРЕДИНЕ МОСТА

Есть мостики горбатые в Китае:
До середины медленно, с трудом,
А дальше, вниз — легко, почти слетая...
А наша жизнь — не век, и мост — не дом.

Я медленно взошел до середины,
Я шел оглядываясь, не спеша,
Чтоб нынче, в день тридцатой годовщины,
Понять, что жизнь безмерно хороша.

Но дальше вниз—легко, почти паденье...
Стой, путник, и движенья не ускорь:
Не упусти весеннего цветенья,
Закатов царственных и звонких зорь!

Как часто ты, услышав гул погони,
Оплачешь плен у ладана и книг.
Учись, учись же на возвратном склоне
Благословить за ломкость каждый миг!

27 апреля 1943

Комментарий


ЧЖУНХАЙ

Все лето будут лотосы цвести,
И озеро притихнет, зеленея,
И все отдам я странные пути
За твой изгиб, прибрежная аллея.

Отсюда так прекрасны вдалеке
Минувших лет немые очевидцы —
И сонный павильон на островке,
И древняя ладья императрицы.

И лотосы! Из-за ветвей сосны
Смотрю, с холма спускаясь по тропинке:
Как розовые звезды, зажжены
В воде широколистые кувшинки...

Из всех садов я полюбил Чжунхай
За синие расширенные дали:
Не это ли Господень тихий рай
Для тех, что белых риз не запятнали?

Те прожили, не ведая о зле, —
Иль, ведая, противились паденью...
Здесь кажется и мне, что по земле
Легко пройти невоплощенной тенью.

И эта кружевная тишина —
Моя обетованная награда,
Затем, что лучше я не видел сна,
Чем лотосы среди большого сада.

15 июля 1943

Комментарий


ВИД НА ПЕКИН ИЗ БИ-ЮНЬ-СЫ

Стою, как путник давний и бездомный,
У мраморного белого столба,
И город подо мной лежит огромный,
Как целый мир, как море, как судьба.

Так высоко стою, так величаво
Вознесся храм Лазурных Облаков,
Так высоко, что умолкает слава
И только ветра слышен вечный зов.

О, если бы, прервав полет невольный,
Сюда прийти, как голубь в свой ковчег,
Впервые под сосною белоствольной
Вздохнуть и упокоиться навек!

Да, если бы, как трепетная птица,
Здесь обрести прибежище в грозу,
Так спрятаться, врасти и притаиться,
Чтоб смерть забыла — и прошла внизу!

Я тих, но быть могу еще неслышней.
Я дело сделал. Я ненужный мавр.
О как я рад, как счастлив я, Всевышний,
Что нет хоть здесь ни лавров, ни литавр!

27 июля 1943

Комментарий


ХУЦИНЬ

Чтоб накопить истому грустную,
Я выхожу в ночную синь,
Вдали заслыша неискусную
И безутешную хуцинь.

Простая скрипка деревянная
И варварский ее смычок —
Но это боль почти желанная,
Свисток разлуки и дымок.

И больше: грусть начальной осени,
Сверчки, и кудри хризантем,
И листопад, и в смутной просини
Холма сиреневатый шлем.

Кто дальний, на плечо округлое
Хуцинь послушную склоня,
Рукою хрупкою и смуглою
Волнует скрипку — и меня?

Так сердце легкое изменится:
Я слез невидимых напьюсь
И с музой, благодарной пленницей,
Чужой печалью поделюсь.

10 августа 1943

Комментарий


В ШЛНЬХАЙГУАНЕ

Поднявшись на стены у «Первой Заставы Вселенной»,
Оттуда смотреть на прекрасные дымные горы,
На город, умолкший внизу, на поселок застенный,
На эти раздвинутые далеко кругозоры!

Зубчатые стены побиты в бесчисленных войнах,
Тяжелые своды осели, близки к разрушенью.
Но осликов кротких отрада — меж вязов спокойных
В полуденный зной отдыхать под зубчатою тенью.

На западном небе резка Барабанная Башня,
Где мудрый Вэньчан восседает под сумрачной аркой.
Студент, чтобы стать на экзамене трудном бесстрашней,
Там свечи приносит душистые жертвой неяркой.

А вечером, в уединенном углу ресторана,
Сквозь приторный голос ловить отдаленную скрипку
И снова в безумие падать, и жаждать обмана,
И гордое счастье свое отдавать за улыбку.

Я, как собиратель камней дорогих и жемчужин,
Что прячет их нежно в резные ларцы и шкатулки:
И каждый прохожий мне дорог, и каждый мне нужен,
И память хранит вечера, города, переулки.

О жадное сердце, о неутолимое море,
Несытая бездна, ужель тебе мало и света,
И счастья, и знанья, и зла, и бесценного горя —
О, что ты ответишь и чем ты заплатишь за это?

23 августа 1943

Комментарий


ПОСЛЕДНИЙ ЛОТОС

В начале сентября,
От зноя отдыхая,
Вечерняя заря
Горит в садах Бэйхая.

Прозрачны и чисты
Сиреневые дали.
Надменные цветы,
Цветы уже увяли.

Торжественная тишь
Над мертвыми стеблями.
Последний лотос лишь
Один воздет, как знамя.

Стой. И не бойся ран.
Стой, гордый и отвесный,
Как древний великан,
Держащий круг небесный!

Так некогда и мы —
Но побеждали зимы,
И на ветру зимы
Мы таяли, как дымы.

Мы были, как орлы,
И в синеву любили
Бежать от сонной мглы,
От пешеходной пыли.

Быстрее южных льдин
Проголубели годы,
И я стою один,
Последний бард свободы.

10 сентября 1943

Комментарий


НОСТАЛЬГИЯ

Я сердца на дольки, на ломтики не разделю,
Россия, Россия, отчизна моя золотая!
Все страны вселенной я сердцем широким люблю,
Но только, Россия, одну тебя больше Китая.

У мачехи ласковой — в желтой я вырос стране,
И желтые кроткие люди мне братьями стали:
Здесь неповторимые сказки мерещились мне,
И летние звезды в ночи для меня расцветали.

Лишь осенью поздней, в начальные дни октября,
Как северный ветер заплачет — родной и щемящий,
Когда на закате костром полыхает заря,
На север смотрю я — все дольше, и чаще, и чаще.

Оттуда — из этой родной и забытой земли —
Забытой, как сон, но во веки веков незабвенной —
Ни звука, ни слова — лишь медленные журавли
На крыльях усталых приносят привет драгоценный.

И вдруг опадают, как сложенные веера,
Улыбки, и сосны, и арки... Россия, Россия!
В прохладные эти задумчивые вечера
Печальной звездою восходит моя ностальгия.

19 сентября 1943

Комментарий


РОССИЯ

Живу тревогами своими -
О бедном сердце, о семье,
А ты, Россия, только имя,
Придуманное бытие.

Шесть букв, не вовсе позабытых,
И почему бы не забыть
Ту из Америк неоткрытых,
Куда не мне, не мне доплыть?

О да, ты — заспанное слово,
А столько слов нужней, звончей:
Как звуки языка чужого,
Как скрипки ветреных ночей.

Зачем же смутною любовью
Я создаю тебя? Вот-вот
Вскипят сухие буквы кровью,
И давний призрак оживет.

Ужели в красоте раскосой,
В обетованьях смуглых тел
Голубоглазой, светлокосой
Одной России я хотел?

19 ноября 1944

Комментарий


EXTASIS

Жгучими щупальцами неотрывными
Ты захватил и замучил меня:
Росами, грозами, звездными ливнями
В сердце низвергся — разливом огня.

Страшно и сладко, хоть гибель влекла меня,
Сердце — колодец, колодец — в огне:
В сердце — Атлантика жидкого пламени
Льется — бушует, клокочет во мне!

Плоть разлетелась бронею непрочною,
Ребер застава давно снесена:
Пламя тончайшее, пренепорочное
Пляшет и плещет до самого дна.

Ты без предтечи ли и без предвестницы,
Ошеломляя захлестнутый ум,
Прямо с небес, без обещанной лестницы,
В сердца смиреннейший Капернаум?

Это бурленье безмерное, дикое
Как успокоить, себя не сгубя?
Разве я море — и равновеликое,
Чтоб, отразив, убаюкать Тебя?

Сердце безбережное и бесстенное
Все распахнулось в размах широты.
Вечностью полный, чреватый вселенною,
Кто это, Господи? Я — или Ты?

29 декабря 1944

Комментарий


СОЧЕЛЬНИК

Так по закону выходит причин и последствий:
Стал я безродным, какое же мне Рождество?
Но почему-то в сочельник, как некогда в детстве,
Сердце взлетает и ждет неизвестно чего.

Думал, что вот, равнодушный и томно-усталый,
Жизнь искалечу, эффектно, расчетливо комкая.
Вышло иное: узлы и свистки, и вокзалы —
Жизнь, как у всех, — небольшая, незлая, негромкая.

Если бы снова в страну продолжительной ночи,
Ту, где сейчас, пред рожденьем короткого дня,
Может быть, смотрят твои дальнозоркие очи,
На фотографии видя живого меня!

Я подойду и скажу тебе ласково: «Мама,
Хочешь, со мной поделись предрассветною скукою.
Или позволь мне, я "Тристиями" Мандельштама,
Глухо скандируя, сердце твое убаюкаю».

Многие ночи не спишь ты от серой тревоги
И повторяешь, вседневно, всенощно скорбя:
Как я могла не окликнуть, не стать на пороге,
Как я могла оторваться сама от себя?

Я пойду и скажу тебе... Ночь не услышит,
Ночь поседела, состарилась, скоро скончается.
Кто же услышит? За окнами ветер колышет
Вечнозеленые ветки, и ветки качаются.

14 декабря 1945

Комментарий


ОЗЕРО ЛЮБВИ

Древнее озеро, скрытое в горном провале,
Даже герои пробиться к тебе не могли!
Мне же, избраннику, бездны твои колдовали
Лучше и слаще озер мелководных земли.

С каждым приходом доверчивей, ближе и ближе
Я поддаюсь обаянью твоей западни.
Томный, шепчу, как во сне: утоли, утоми же!
И отзываешься ты: утони, утони!

Чудно, что ты отвечаешь так нежно и скоро,
Страшно, что алчешь, — но тайна еще не ясна,
Что непохоже ты вовсе на наши озера:
Не погибает лишь тот, кто доходит до дна.

19 мая 1945

Комментарий


В ЛАБИРИНТЕ

Мы заблудились в переходах,
Но, право, не о чем тужить:
Скорей забудем о свободах
И без свободы станем жить!

Все одобряют, все согласны,
Все не боятся темноты:
Ведь под землею безопасно
Живут же мудрые кроты!

Лишь несколько пустоголовых
Бродяг, не помнящих родства,
Все бредят о просторах новых,
Где солнце, блеск и синева.

Для них мы равнодушны, жалки,
Бедны, трусливы и скучны,
А им весенние фиалки,
Им розы летние нужны!

Им слаще гибель в лабиринте,
Чем жизнь такая, как у нас.
Ну что ж! ступайте и изгиньте
Хоть в добрый, хоть в недобрый час!

Но, непокорные и злые,
Поймите истину одну:
Что, мертвые или живые,
Вы все равно у нас в плену.

Дойдете вверх, к наземным людям
И позовете нас туда —
Мы не поверим и забудем
Вас, как не живших никогда.

Погибнете — мы как героев
Вас памятниками почтим
И, ваши имена присвоив,
Дадим их правнукам своим.

Шанхай, 26 марта 1947

Комментарий


КРАСНЫЕ ЛИСТЬЯ ПОД ИНЕЕМ

Красные Листья под Инеем — странное имя:
Сколько в Китае затейных и умных имен!
Часто бывал я пленен и обрадован ими,
В странное имя сегодня я снова влюблен.

Иней на листьях кленовых? Но вы же — весенний
Яркий и юный цветок! И ответили вы:
«Много весною и красок, и снов, и цветений,
Осень скупее, и осенью меньше листвы.

Осень чиста и прозрачна, грустна и свободна.
Осень усталая — к жизни ее не зови.
Осенью иней на листьях, как панцирь холодный,
Гордая осень от вас не захочет любви».

Да, но и осенью в полдень сильней пригревает
Бледное солнце и светит в кленовом саду.
Будет минута: неласковый иней растает,
Красные листья и губы под ним я найду!

12 мая 1947

Комментарий


ЗАБЛУДИВШИЙСЯ АРГОНАВТ

Мне в подарок приносит время
Столько книг, и мыслей, и встреч,
Но еще легковесно бремя
Для моих неуставших плеч.

Я широк, как морское лоно:
Все объемля и все любя,
Все заветы и все знамена,
Целый мир вбираю в себя.

Но когда бы ведать, что с детства
Я Китаю был обручен,
Что для этого и наследства,
И семьи, и дома лишен, —

Я б родился в городе южном —
В Баошане или Чэнду —
В именитом, степенном, дружном,
Многодетном старом роду.

Мне мой дед, бакалавр ученый,
Дал бы имя Свирель Луны,
Или строже: Утес Дракона,
Или тише: Луч Тишины.

Под горячим солнцем смуглея,
Потемнело б мое лицо,
И серебряное на шее
Все рельефней было б кольцо.

И, как рыбки в узких бассейнах
Под шатрами ярких кустов,
Я бы вырос в сетях затейных
Иероглифов и стихов.

Лет пятнадцати, вероятно,
По священной воле отца,
Я б женился на неопрятной,
Но богатой дочке купца.

Так, не зная, что мир мой тесен,
Я старел бы, важен и сыт,
Без раздумчивых русских песен,
От которых сердце горит.

А теперь, словно голос долга,
Голос дома поет во мне,
Если вольное слово «Волга»
На эфирной плывет волне.

Оттого, что при всей нагрузке
Вер, девизов, стягов и правд,
Я — до костного мозга русский
Заблудившийся аргонавт.

29 июня 1947

Комментарий


* * *

В час последний, догорая,
Все желанья угашу:
Только мира, а не рая,
Умирая, попрошу.

Вечной славы мне не надо,
Но скользнуть бы наяву
В предвечернюю прохладу,
Тишину и синеву.

Пусть восходят в ярком свете
Отдаленные миры, —
Я усну, как дремлют дети,
Утомившись от игры.

1947

Комментарий


ЮЖНЫЙ ВЕТЕР

Сегодня дует ветер с юга
И начинается весна,
И, смуглая моя подруга,
Ты мне сегодня не верна.

Ты неподвижными глазами
Глядишь за здешнюю черту —
На деревушку за холмами,
Где абрикос давно в цвету.

А дальше, у речного мыса,
Где ты ловила черепах,
Взлелеянные всходы риса
Сверкают в утренних лучах.

Ты видишь: юноша веселый,
Теплу ласкающему рад,
Выходит, скинув долгополый
Перезаплатанный халат.

Он, твой жених от колыбели,
Шагает бодро по меже,
И щеки чуть порозовели
От солнца, знойного уже.

Он песенку поет, и звуки
Так властны над судьбой твоей,
Что ты наперекор разлуке
Всем сердцем отвечаешь ей...

Но я далек от укоризны:
О, разве ты виновна в том,
Что не заменят нам отчизны
Ни ласка, ни радушный дом?

Ну что ж, откинем занавески,
И пусть подосланный судьбой
Зовущий ветер, злой и резкий,
Свободно реет над тобой!

24 января 1948

Комментарий


СЯНТАНЬЧЭН

В Сянтаньчэн рано — на рассвете —
Отдыхать ходят облака.
В Сянтаньчэн улетает ветер,
В Сянтаньчэн тянется река.

Сянтаньчэн — за холмом прохладным:
Днем туда голуби летят,
А потом фениксом нарядным
В Сянтаньчэн прячется закат.

В Сянтаньчэн просятся улыбки,
В Сянтаньчэн сходятся мечты.
Про него всхлипывают скрипки,
На него молятся цветы.

А когда бархатное знамя
Тишины ляжет на холмы,
Я спешу, окрыленный снами,
В Сянтаньчэн из моей тюрьмы.

По одной, радостной, дороге —
В Сянтаньчэн, в мир и тишину!
К моему счастью-недотроге,
Верно, путь не заказан сну?

А когда возвращаюсь рано
В мой глухой ежедневный плен,
Вновь ползут встречные туманы
Отдыхать — снова в Сянтаньчэн.

11 октября 1948

Комментарий


УТЕШЕНИЕ

Мне говорят: «Софист обманчивый,
Всегда бывавший всех правее,
Ненужной песни не заканчивай,
Посторонись, да поживее!

Умри, как жил: цветком беспочвенным,
Окраинным, больным и странным,
Напрасной страстью притороченным
К болотным лунам и туманам.

Тебя, кувшинку бледнолицую,
Не приласкают, не оценят:
Тебя осанистой пшеницею,
Овсом питательным заменят.

Уместно ли стихам лирическим
Звучать, больным и бесполезным,
В тысячелетьи металлическом,
В столетьи угольно-железном?

Ты ненавидишь муравьенышей,
И муравьев, и Муравейник, —
Умри же, догматы затронувший
Изгой, чужак, несовременник!

Ни сына от тебя, ни дочери,
Ни песни воинской, ни клича:
Так в первую погибни очередь,
Забвенья верная добыча!»

Но в день, когда весь мир низринется
В безумие войны последней,
Утешится луна-пустынница,
Заулыбается победней:

Отрадно быть ни с кем не связанной,
Ни перед кем не виноватой
В час, ею же самой предсказанный, –
На красном празднике Гекаты!

Ей будет некого и нечего
Терять в смерчах атомной бомбы:
Ни фунта мяса человечьего
Поэт не внес для гекатомбы!

1948

Комментарий


ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙСКОМУ

Сегодня, спать ложась, с мечтательной любовью
Букет твоих гвоздик я ставлю к изголовью:
Быть может, хоть во сне опять в саду твоем
По трепетной росе побродим мы вдвоем?

Шанхай. 4 апреля 1949

Комментарий


МОЛЧАНЬЕ

Молчанье, молчанье до гроба –
Ведь если раскроешь уста,
Взметнется бесовская злоба
На голос, упавший с креста.

Спиною и к солнцу, и к свету,
И к ужасу собственных дел,
Чтоб в тайну жестокую эту
Никто никогда не глядел.

И даже когда мы рыдаем
Над каторгою естества,
Не самое дно обнажаем,
Не лучшие молвим слова.

А те, что сказать мы могли бы —
Слова совершеннее всех, —
Замкнем под могильные глыбы,
Под скучный незначащий смех.

И что нам земная отрада
И солнечный луч золотой,
Навек отлученным от стада
Горбом, слепотой, немотой?

Но только сквозь горб и томленье
Порой прорастает душа,
И золушка-жизнь на мгновенье
Сверкает — нежна, хороша.

Тогда, побеждая бессилье,
Мы больше цепей не хотим:
Раскинув незримые крылья,
Мы к нашему Богу летим.

Быть может, в Его литургии,
На небе, зачем-то нужны
Мычащие глухонемые,
Придавленные горбуны?

Шанхай, 8 июля 1949

Комментарий


ХУСИНЬТИН

Глядит в озерную равнину
Равнина большая вверху.
Мы подплываем к Хусиньтину,
Где сердце озера Сиху.

Горячий ветер неприятен,
Нет тени от сквозной листвы,
И веет сухостью от пятен
Слегка желтеющей травы.

Заходим в храм пустой и скромный,
Чтоб с тишиною помолчать.
Здесь даже полдень неуемный
Бессилен сумерки прогнать.

Сюда, приветливо взирая,
Вся золоченая, Гуаньинь
Сошла для нас от кущей рая
И строгой мудрости пустынь.

Сюда пришел еще безвестным
Чжи Хуа, художник и монах:
Картины языком чудесным
Поют победно на стенах.

Ах, эти лотосы не вянут,
Листва не падает под дождь,
Святые эти не устанут
Сидеть в тени сосновых рощ.

Бессмертно будут петь о лете
Сегодня, завтра — как вчера,
Своими иволгами эти
Несложенные веера!

Когда же, выйдя неохотно,
Мы жизнь увидим из дверей,
На зыбкие ее полотна
Посмотрим мы уже добрей:

Ведь тоже могут стать нетленны
Камыш и бабочки в цвету,
Лишь кисть, легка и совершенна,
Их остановит на лету!

26 ноября 1951

Комментарий


ИЗДАЛЕКА

Это будет простое туманное утро в Китае.
Прокричат петухи. Загрохочет далекий трамвай.
Как вчера и как завтра. Но птица отстанет от стаи,
Чтоб уже никогда не увидеть летящих стай.

Босоногое солнце, зачем-то вскочившее рано,
Побежит на неряшливый берег и на острова,
И откинутся прочь длиннокосые девы тумана,
Над рекою брезгливо подняв свои рукава.

Ты проснешься и встанешь. И, моясь холодной водою,
Недосмотренный сон отряхнешь с полусонных ресниц.
И пойдешь переулком, не видя, что над головою
Распласталась прилетная стая усталых птиц.

Это сердце мое возвращается к милым пределам,
Чтобы нам умереть, где так жадно любило оно,
Где умело оно быть свободным, и чистым, и смелым,
Где пылало оно... И сгорело давным-давно.

Но живет и сгоревшее — в серой золе или пепле.
Так я жил эти годы, не вспыхивая, не дыша.
Я, должно быть, оглох, и глаза мои рано ослепли,
Или это оглохла, ослепла моя душа?

Ты пойдешь переулками до кривобокого моста,
Где мы часто прощались до завтра. Навеки прощай,
Невозвратное счастье! Я знаю спокойно и просто:
В день, когда я умру, непременно вернусь в Китай.

19 мая 1953

Комментарий


MANOEL

На овощном базаре оброненный,
Затоптан в грязь незрячею толпой, —
А в праздничном букете тот левкой
Взор девушки ласкал бы восхищенный.

Такой же взор, счастливый и влюбленный,
Склонялся бы к тебе, цветок живой,
В большом саду, затопленном луной,
Под ивою, участливо склоненной.

Не вызволит и Сольвейг жениха,
И сына прочь не уведет Мария
От цепких рук позора и греха.

И топчется он в сумерки сырые
По улицам сомнительным, один,
И с вызовом глядит в глаза мужчин.

1957

Комментарий


НА СКАМЬЕ

Он медленно и с вызовом окинул
Меня всего, от туфель до очков.
Солидный. Вмиг на высоту богов
Вознес меня — и тотчас же низринул.

Спортивную газету отодвинул.
— «Который час?» (почин всегда таков).
Дал руку — пять красивых лепестков, —
Цветенья день для них еще не минул.

Зато глаза пустынны и темны:
Им легкие давно не снятся сны.
Измятую я вспомнил орхидею...

На ком вина, на ком печать стыда
За то, что он запятнан навсегда
И женщину не назовет своею?

1957

Комментарий


ПРАЧКИ

Не маяков, а толстых водокачек
К полудню тень тупа и коротка.
Еще с утра привычный стук валька
В больших руках неторопливых прачек.

Хотел бы я их песен и заплачек,
Где с радостью братается тоска,
Чтоб их метнуть в грядущие века —
Заботливый и верный передатчик.

— Конь отощал... — Матрена родила...
— Савельев грех... — Житейские дела,
Как бусинки дешевой женской доли.

Удел сверчка — насиженный шесток,
Но так ли он бесцелен и жесток,
Как мой побег в пустыню от неволи?

1970

Комментарий


ОГЛЯДКА

У российских поэтов звуки
все в один — мажорный — подбор:
не позволит заныть от муки
на Москву устремленный взор.

Места нет в идиллии сладкой
элегическому стиху.
Вот и пишут они с оглядкой:
что-то скажут там, наверху?

Но и мы не живем по воле:
ведь и нам, под обрыв скользя,
о безверье, тоске и боли
в полный голос кричать нельзя.

Лучше жернов тащить огромный,
чем других научить греху.
Вот и пишем с оглядкой скромной:
что-то скажем там, наверху?

1970

Комментарий


ТОЧИЛЬЩИК

Вот, наконец, и убрана,
бесследно снесена
последняя зазубрина,
дурная косина.

Настойчивый, оглядчивый,
спасай добро мое,
старательно оттачивай
стальное лезвие.

Не с той же ли оглядкою
ремесленник-поэт
воюет с рифмой шаткою,
просящейся в сонет?

Выравнивай, обтачивай
углы черновика,
сто раз переиначивай,
чтоб резала строка,

чтоб дева большелобая,
одна из умных муз,
клинок хвалила, пробуя
на ощупь и на вкус!

1977

Комментарий


* * *

За свечой — в тени — Засвечье,
за шестком — в углу — Запечье,
за спиной — ничком — Заплечье,
за рекой — свистком — Заречье,
Заболотье, Задубровье,
Заозерье, Заостровье,
Забайкалье, Заангарье,
Забурунье, Заполярье,
Заамурье, Заонежье,
Заграничье, Зарубежье,
Забездомье, Заизгнанье,
Завеликоокеанье,
Забразилье, Запланетье,
За-двадцатое-столетье.

1972

Комментарий


БРАЗИЛИЯ

Дожди скуповатые
становятся летними,
а травни лохматые
пахучими цветнями.

Звана запевалами —
пичужками малыми,
вся разноголосица
ворвется — не спросится.

Бразилия звонкая,
свирель первозданная,
жалейка ты тонкая,
возня барабанная.

Дай Бог тебе здравия,
страна моя Травия,
на тысячелетия,
земля моя Цветия!

1972

Комментарий


ЕМШАН

Сохранены для пришлеца чужого
Все почести и место впереди,
А свой, родной — смиренно подожди
На паперти собора брусяного.

«Бразилия, Россия» — и готово
Словесное плетение в груди:
Звени, латынь, и раньше проходи
Кириллицей придавленного слова!

Войдет она в распахнутую дверь,
Но, крадучись, и летопись потерь
Протиснется, печаль и ностальгия,

И пахнущий младенчеством емшан,
И в памяти подымется: «Россия,
Бразилия» — и замолчит орган.

1972

Комментарий


НОЧЬ

Властители предмирного числа,
Объездчики движения и меры,
Мы добрались до Марса, до Венеры,
До полюсов мороза и тепла.

Лищь позади звонят колокола
За упокой преставившейся веры:
Ведь если нет ни жупела, ни серы,
Ни райских нег — напрасны купола.

Но каждому такая ночь знакома,
Где тонет он без голоса, без грома,
Без молнии, без проблесков зарниц,

Когда кричит в беззвездной он пустыне,
Пред пустотой упав зачем-то ниц,
Бессильную молитву по-латыни.

1972

Комментарий


ПЕРЕЧИТЫВАЯ ПЛАТОНА

Равномерно-замедленно оскудевают воды,
Равномерно-ускоренно вспыхивает огонь.
Черепаха идет, и хватает ее на годы,
И на первом шагу погибают всадник и конь.

Неужели Платон никогда не расслышал стона,
Или музыку сфер сквозь него распознал Платон?
Я хотел бы гармонию вычитать у Платона,
Но мешает читать обреченных жалобный стон.

Золотая страница звенит высоко и чисто,
Улыбается радуга — сквозь облака просвет.
Но забыть не могу переспоренного софиста,
Разгадавшего, что и на небе истины нет.

1972

Комментарий


* * *

Ангара, снегопад, рекостав.
Люди, сухо плечами пожав,
говорили: — Безрадостный вид!
Даже солнце его не живит.

Правда: зябнут осины в саду,
да ворона чернеет на льду.
От окна отошел я давно
и плотнее завесил окно.

Если ж ветер кайму теребит
занавески — изгоя знобит,
и мелькают, и пляшут с утра
рекостав, снегопад. Ангара.

1972

Комментарий


В РАЗЛУКЕ
		
		И-е-сань-цю - одна ночь (в разлуке тянется,
		как) три осени. Китайская поговорка.
		В конце сонета перевертываю ее:
		«Три осени (пролетают, как) одна ночь»

И-е-сань-цю. Одна лишь ночь в разлуке —
Три осени. Их длительность равна.
Так для чего затейница весна
Подснежники мне всовывает в руки?

Не отпущу я сердца на поруки,
Пусть мается и стонет дотемна:
Сквозь лепестки мне изморозь видна,
И гам дроздов не разгоняет скуки.

Но разве ночь — одна? Скажи честней,
Что каждая — по девяносто дней.
Но встретимся — и боль переоценим:

Мы плакали — слагалось житие,
Но вечностям положено осенним,
Как та же ночь, мелькать. Сань-цю-и-е.

12 августа 1973

Комментарий


ПОЛУСТАНОК

Говорят: человек — не свинья, ко всему привыкает!
От привычки меня и щетина не уберегла.
И порою как будто линялый платочек мелькает
Боязливым намеком на цепи угла и тепла.

Я поужинаю, как обычно. Консервная банка
Для загадочной снеди, она же и для кипятка.
Посижу, подремлю. Без оглядки уйду с полустанка
И по шпалам дойду до другого: была — не была?

1973

Комментарий


ЧЕРНОЕ ОКНО

Когда-нибудь повалятся в проломы
Надежные булыжники стены.
Термитами давно повреждены,
Рассыплются лелеемые томы.

А наши сны? Бесплотны, невесомы.
А подвиги? Досмотренные сны.
На перегной пойти обречены
И сами мы, и наши хромосомы.

Мир — колесо. И, сколько ни потей
Для прибыли, для славы, для детей,
Обломятся и та, и эта спица.

Снаружи ночь. Внутри возка темно,
Спать хочется, но страшно, и не спится,
И — черное по черному — окно.

1974

Комментарий


ДО ТРИДЦАТИ

До тридцати ты дожил худощавым,
Без жировых скоплений, без брюшка,
Без барственной боязни сквозняка,
Мальчишески здоровым — и нездравым.

Теперь же ты почти назначен «завом»:
При орденах и ближе к сорока,
Простудливость придет наверняка
И с юношей рассорится курчавым.

Но вправду ли не видишь ты примет
Моей зимы — моих последних лет?
Не слеп ли ты, что любишь безрассудно?

Я жив еще, но стар. А ты поверь,
Что будет мне и мертвому нетрудно
Любить тебя таким, как я теперь.

1974

Комментарий


БЛАГОДАРЕНИЕ

		И как мне не любить себя...
		Ходасевич

Не в алтаре — люблю Тебя в себе,
В презрении к питательным наукам,
В растерянном прищуре близоруком,
В невидности, в порочной худобе, —

В бездетности, в безженности, в горбе,
В пристрастии к разрывам и разлукам,
К несбыточным, пригрезившимся мукам;
Люблю Тебя во всей моей судьбе.

Смесь горькая, но в тесто этой смеси
Ты не вмешал ни жадности, ни спеси,
Ни помыслов о прибыльном добре —

Тех нескольких непрошеных молекул,
С которыми, проснувшись на заре,
Клевал бы я зерно да кукарекал!

21 мая 1975

Комментарий


ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Какая-то Бредия,
сплетенье помех:
была бы трагедия,
да в публике смех.

А после — развязаны
завязки хитро:
пороки наказаны,
кичится добро.

Красуются хижины,
грязнятся дворцы:
Ольгерды унижены,
на смердах — венцы.

Чужие наследия —
толпе лежебок:
была бы комедия,
да спущен курок.

1975

Комментарий


ПУТЬ

Когда взойду к заоблачной вершине,
Светило дня опять увижу с гор:
Мне запретил Рабиндранат Тагор
Прервать подъем на первой половине.

В мирских делах звучит упрек пустыни,
В оседлости — кочевничий укор,
В усталости — грядущий приговор,
В телесности — попрание святыни.

Там, наверху, ни братьев, ни врагов,
Ни женских рук, ни хрупких очагов,
А сколько раз я жаловался Богу

На жизнь мою в бессолнечной стране,
На плен земной: за душу-недотрогу
Винил Его. А ночь была во мне.

1977

Комментарий


СНИЛАСЬ ВОДА

Нет под рукой ни Фрейда, ни Задеки,
Но и без них я объясняю сны:
Вот и вчера к разливу Параны
Несли меня раздувшиеся реки —

Со скал дневной рассудочной опеки
Срывался плот игривый, с крутизны
В расселины — ив похоти весны,
И мчал меня, безвольного навеки.

Над головой плескалось полотно,
Напором брызг и чувств отягчено,
А выспавшись, я вижу в полусини

Уборщика сквозь дремкое стекло
(Со шваброю — и ноги в парусине)
И узнаю и мачты, и весло.

1978

Комментарий


ОТЧАЯНИЕ

Вблизи холма я без толку живу,
Но все же грудь — не тех покатых линий,
И попусту гляжу на купол синий:
Мои глаза не впали в синеву.

Хочу запеть — и снегирей зову,
Но не живут напевы над пустыней,
Люблю во сне — и вновь чужой рабыней
Оттолкнутый, я плачу наяву.

Мой Господи! Я сотворен особым,
Гомункулом, левшой, инаколобым,
Чей приговор от века предрешен.

Сумею ли, хотя бы на исходе,
Найдя тебя в оправданной природе,
Забыть о том, насколько я смешон?

1980

Комментарий


МОЛИТВА ЗА ПОЛЬШУ

Вопреки четырем разделам
и разгульным праздникам зла
ты своим искромсанным телом
раздробленье пережила.

Пятикратно из-под обломков
воскресал несломленный дух,
чтоб лечить руками потомков
гнойники и раны разрух.

Пятый раз тебя не кромсали
По частям: твоя и моя,
а бездумно в расход списали,
откупились тобой друзья.

А теперь — на твои останки,
уцелевшие от войны,
пулеметы, пушки и танки
вероломно наведены.

Боже наш! Разразиться грому
не позволь! Своему рабу,
Иоанну-Павлу Второму
вверь несчастной земли судьбу!

Дай ей в дедовских жить пределах,
да и нас избавь от стыда,
чтоб царей — ни красных, ни белых
ей не знать уже никогда!

1982

Комментарий


ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР

Прошла пора, когда, сомлев от чада,
Нетвердая кружилась голова:
Очистили латинские слова
Окрепший дух от обольщений ада.

Спасенные — худые овцы стада
В рай приняты, где лучшая трава:
Им чистоту сберег для торжества
Я, кардинал Томас де Торквемада.

Сто тысяч душ прошло передо мной,
Сто тысяч тел. По слабости земной,
Лишь тысячу послал я на сожженье.

Но, если бы, проспавший пять веков,
Я призван был продлить мое служенье,
То снова бы сжигал еретиков.

1982

Комментарий


КАК ХОРОШО

Легчайшего дыханья Божества
Без примеси месопотамской глины
Хватило бы для лучшей половины
Того, чья жизнь во мне полужива.

Бесплотный дух, трепещущий едва,
Издалека влюблялся бы в картины,
Но для того, чтоб описать смотрины,
Потребны плоть, рассудок и слова.

Как хорошо, что в довершенье льготы
Мне велено испытывать земноты,
Искать себя равно в добре и зле,

В полдневности — и в зябкости полночной,
В безвременно растраченном тепле,
В бессмыслице слиянности непрочной.

13 мая 1984

Комментарий


ЗА ПРЕДЕЛОМ

Сумели мы взлететь за облака,
Приборами науки совершенной
Измерили галактики вселенной,
Где больше солнц, чем в Африке песка.

Вращенье их следя издалека,
Постигли мы и блеск их переменный,
И ровный ход, и страшный взрыв мгновенный,
И, наконец, дошли до тупика.

А что за ним? Когда в земной пещере
В отчаяньи я доверяюсь вере,
Запрятанной, рассудку вопреки,

Я жду с небес, не видимых отсюда,
Не логики — корней моей тоски,
А милости, и помощи, и чуда!

1986

Комментарий


НА СВОБОДЕ

Когда бы мир таскал меня силком,
Не позволял ступать в огонь и в воду,
Не клял бы я жестокую свободу,
А жил слепым балованным щенком.

Но я хриплю, прохвачен сквозняком,
И мой артрит в дождливую погоду
Чувствительней, и лекарю в угоду
По улицам я не хожу пешком.

Чем занялся, что думает Хозяин?
Но, может быть, земной бедлам случаен,
И Бог-Вольтер глядит издалека,

Безмолвствуя, не шевельнет мизинцем,
А пасмурный смотритель свысока
Командует запуганным зверинцем?

1986

Комментарий


ДОЛЖНИКУ

Ты за семь лет мне столько задолжал,
Что по мою не выплатишь кончину
Того, что брал под гордую личину
Художника (да, кисти ты держал...).

Убить меня? Но яд или кинжал
Не выручат, и будет не по чину
Купить взамен гнетущую кручину,
Которой ты и не воображал.

Сам для себя давно предмет презренья,
Я доведен почти до разоренья,
Но богачом, увы, не стал и ты.

От старости угасну я, безвольный,
Ты принесешь на кладбище цветы, —
К раскаянью ненужный путь окольный!

1987

Комментарий


НАД «БЕЛОЙ ФЛОТИЛИЕЙ»

«Глаза и уши — минимум души», —
Определил раздумчивый Несмелов,
А дальше — труд, чтоб не было пробелов,
И заострял свои карандаши.

Рука тверда, и краски хороши,
Но, рифмами судьбы не переделав,
Он достигал надчувственных пределов,
Что ближе к нам в безлюдьи и в тиши.

Я памятлив, но без воображенья
Истерлись бы давнишние сраженья,
Которых я выигрывать не смел, —

Не так, не тем посулы и ловитвы,
Но превращать их отблески умел
В сонеты днем, а по ночам — в молитвы.

1988

Комментарий


БЕССМЕРТНОМУ

Был в призраках московский Ариэль,
Но от любви заокеанской ожил
И как любил, как ласково тревожил
Негромкую бразильскую свирель.

Другой любви уже проходит хмель
(Я всех потерь еще не подытожил,
И горечи на годы не умножил),
И давняя опять маячит цель.

Наперекор несчетным километрам,
Наплывам туч, несомых южным ветром,
Расслышал я знакомый голос твой —

В твоем письме. И поспешу с ответом:
Что в призраки заносится живой, —
Лишь вымысел бессмертен в мире этом!

1988

Комментарий


ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙСКОМУ
твой      мир       прям
хлеб да рты
я не там
я не ты
 
но и здесь
ложь да спесь
быль же вся
ты не я
 
лег меж нас
злой верст круг
слеп скрест глаз
вял смык рук
 
сух глаз блеск
слаб крыл всплеск
хил плеч двиг
нем душ крик

Комментарий


ПЕКИН

В колеснице моей лечу
над землей на четыре «чи»,
и закутан я не в парчу,
а в одежду из чесучи.

Вновь Наньчицза передо мной:
это улица или лес?
Столько вязов над головой
в непроглядный срослось навес!

Ночь, весна. От земли тепло.
Эта улица — «чжи жу фа»:
выпевается набело
поэтическая строфа.

Чесучи своей не помни,
возвращенец издалека:
помни — крылья только одни
на бесчисленные века.

А теперь колесницу сна
задержи, ночной пилигрим:
это свет из того окна,
что когда-то было твоим.

Комментарий


ИЗГОЙ

Изгнанником, бродягой, чужаком
Я прошагал по рытвинам и шпалам,
Но с верностью, хотя бы только в малом,
И с Пушкиным, читаемым тайком.

Останься же, Россия, родником,
Не слившимся с разливом небывалым,
И шелести — в обиду карнавалам —
Мне на ухо запретным шепотком!

Китай — любовь, Бразилия — свобода,
А только я не видел ледохода,
И соловей не пел в моем саду.

Я сыт, одет. И все же нет желанья
На жимолость, рябину, лебеду
Наклеивать латинские названья!

Комментарий


ТРИ РОДИНЫ

Родился я у быстроводной
неукротимой Ангары
в июле — месяц нехолодный,
но не запомнил я жары.

Со мной недолго дочь Байкала
резвилась, будто со щенком:
сначала грубо приласкала,
потом отбросила пинком.

И я, долгот не различая,
но зоркий к яркости обнов,
упал в страну шелков, и чая,
и лотосов, и вееров.

Плененный речью односложной
(Не так ли ангелы в раю?..),
любовью полюбил несложной
вторую родину мою.

Казалось бы, судьба простая:
то упоенье, то беда,
но был я прогнан из Китая,
как из России, — навсегда.

Опять изгой, опять опальный,
я отдаю остаток дней
Бразилии провинциальной,
последней родине моей.

Здесь воздух густ, почти телесен,
и в нем, врастая в колдовство,
замрут обрывки давних песен,
не значащие ничего.

Комментарий
Наверх